Рождество в Бельгии

Наконец-то мы решились самостоятельно путешествовать – забронировали отель, получили визы и вот мы в Бельгии! Посмотрев кружевной и снежный Брюссель, мы отправились знакомиться с глубинкой.

В Льеже мы с дочкой поселились в маленькой и недорогой гостинице.

Отель славился своей кухней. А с общительным поваром-итальянцем мы познакомились еще во время нашей регистрации: у дверей вдруг раздался шум, мы оглянулись, и любопытный повар тоже выскочил в холл посмотреть, что происходит. Среднего роста крепыш лет пятидесяти, с небольшим круглым животиком ругался с портье из-за того, что тот не разрешал ему войти вместе с маленькой собачкой, которую он держал на руках.

Как это так, его любимую собачку, которая воспитаннее любого человека, не пускают в ресторан, где он завсегдатай несколько десятков лет! Повар пришел ему на помощь, провел в холл и стал извиняться за портье, которого недавно приняли в штат. Собачка явно обрадовалась и стала нежно целоваться с хозяином.

А он, зажмурившись от нежности и удовольствия, бормотал:

– Да-да, дорогая, твой папочка не даст тебя в обиду, ну поцелуй меня еще разок!

В это время моя дочь уже вовсю знакомилась с собачкой, носившей милую кличку Калин, что значит Ласка. «Альдо Палуччи, – представился хозяин собачки, – меня так прозвали друзья актеры по имени одного из голливудских героев–главарей мафии, наверно, потому, что я на него похож внешне. Но внутри я полная его противоположность. Вам незачем опасаться меня, мадам, также как и вашей прелестной дочери!»

На другой день мы проснулись спозаранок, пылая жаждой исследовать этот незнакомый город. Узкие улочки, древние домики, маленькие магазинчики со сказочно украшенными витринами, рождественский городок с лавочками, полными разнообразных сантонов – фигурок для рождественских вертепов… Разве это может не очаровать? За обедом в ресторане отеля мы снова увидели знакомых персонажей. Альдо сидел напротив нас, с большим аппетитом наворачивая макароны болоньезе.

Его неизменная спутница Калин грызла у его ног косточку. Увидев нас, он радостно замахал руками: «Ну как вам наш город, милые дамы? А вы были на горе, у развалин крепости? Если хотите, я вам ее покажу, у нас с Калин как раз есть несколько свободных минут». Дочка пыхнула: «Ну что он к нам пристает, такой странный». Но я не стала отказываться от услуг добровольного гида, так как бродить наобум мне уже надоело.

Мы вышли на улицу. И тут началось настоящее представление. Альдо, казалось, знал весь город. Постоянно он устремлялся вперед, приподнимая шляпу с криками: «Это мой друг, я должен его поприветствовать». Мы с дочерью должны были ожидать его и что-то смущенно говорить очередным знакомым. Дочь заметно нервничала. Наконец мы вошли в автобус.

Альдо сейчас же устроился рядом с водителем и всю дорогу своим громким поставленным голосом рассказывал, что русские дамы, в первый раз приехавшие из своей заснеженной России, где постоянно идет снег и такой мороз, что птицы падают на лету замертво, упросили его показать им их прекрасный город. Весь автобус уставился на нас. Дочь сидела красная, как помидор. Подростки не любят быть центром всеобщего внимания. Она шептала: «Ну давай выйдем, он какой-то ненормальный. Мы тут, как обезьяны в зоопарке, все на нас таращатся»

А наш провожатый уже рассказал все, что знал о нас, водителю и, довольный, протискивался к нам, издали сверкая своей обаятельнейшей фернанделевской улыбкой. Вот и наша остановка. Под радостный гул пассажиров и крики «Оревуар!» мы выходим на улицу. Дочь готова лопнуть от смущения и злости. Я тоже несколько озадачена поведением провожатого. Может Альдо – городской сумасшедший? Но нет, вроде бы, в своем уме, хотя, конечно, слишком много странного…

Подниматься на гору пришлось по крутой древней лестнице, насчитывающей более трехсот ступеней. Уже после второго десятка колени начинали дрожать, а икры побаливать. Один наш Альдо суетился, бегая взад-вперед, то подавая руку престарелым туристкам, то предлагая свои услуги влюбленным парочкам, чтобы сфотографировать их вдвоем.

Подниматься было все труднее, но вид с горы, на которую мы вскарабкались, вознаградил за все. Под нами было море крыш – черепичных и стеклянных, остроконечных и плоских, украшенных лепниной и статуями. Просматривались извилины улочек и окружия площадей, украшенных фонтанами, помигивал зажигающимися лампочками елочный базар. Над всем этим великолепием падал редкий снежок, тающий уже в воздухе. «Как красив наш город, особенно в Рождество, не правда ли?» – вдруг тихо спросил Альдо.

Мы молча кивнули, завороженные волшебной панорамой. Он жестом фокусника достал из кармана пальто бутылочку кока–колы. «Давайте, дамы, выпьем за Рождество. На здоррровье!» – вдруг пророкотал он по-русски единственный известный всем европейцам тост. Мы рассмеялись и по очереди отхлебнули из бутылки. «Я знаю, вы, русские, любите выпить водки, но, извините, я ничего не пью, кроме кока-колы, – оправдывался он, пока мы спускались вниз. – Я с 12 лет работал подмастерьем у пекаря.

Работа была адская, подъем в четыре утра, а в шесть уже должны были быть готовы свежие булочки. У печи так жарко! Вот я и выбегал в лавочку напротив, выпить прохладной кока-колы. Самое большое лакомство, которое я мог себе позволить. Кока-кола пришла к нам вместе с американцами, которые освобождали нас от бошей». «А кто такие боши?» – осведомилась дочь.

«Так французы зовут немцев, тех, которые воевали на стороне нацистов», – пояснила я. «А вы знаете, мой родной папаша был полковником в армии Муссолини и поступил с мамой, она-то местная уроженка, как настоящий фашист – бросил ее с пятью детьми на руках! Вот я и должен был как старший кормить семью с 12 лет, учиться было некогда», – разоткровенничался Альдо.

«Мы зашли в очень старую кондитерскую с венскими стульями и накрахмаленными скатертями. Здесь столетиями поколения семьи владельцев изобретают новые десерты и сладости. Альдо сиял, налегая на гору из взбитых сливок и фруктов, возвышающуюся над хрустальной тонконогой вазой. Моя дочь пала жертвой ностальгии – она заказала блюдо под названием «креп сиберьен» – «сибирские блины». Оно оказалось страшно сладким, политым растопленным шоколадом и украшенным марципаном.

«Хорошо, что у вас, мадам, есть дети. Это такое счастье – видеть, как они растут. У меня тоже есть дочь, но моя бывшая жена все сделала, чтобы нас разлучить еще в ее раннем детстве. Женская ненависть не знает пределов», – грустно покачал он головой.

Мы вышли к собору. Двери были приоткрыты, и оттуда лились свет и органная музыка. Рождественская месса. Потом мы шли по рождественскому базару. Альдо купил нам на память деревянную позолоченную фигурку Девы Марии с младенцем верхом на ослике. Было уже совсем темно, в небе появились звезды. Настоящая рождественская ночь. В центре площади перед Епископским Дворцом кружилась невозможно прекрасная сияющая карусель. Мы были счастливы.

Наутро в ресторане нашего знакомого не оказалось. «Мсье Альдо не будет сегодня и завтра тоже, – пояснил нам вышедший из кухни повар. – У него так много дел, ведь сегодня Рождество».

У нас тоже было много дел – надо было накупить подарков родственникам к Новому году. И мы отправились в ближайший супермаркет. Там царила праздничная атмосфера. Все было украшено огоньками и мишурой, аккуратная искусственная елочка – вся в белых бантах и серебряных шарах льдинкой сверкала, отражаясь в зеркалах. Но кульминацией праздника был, конечно, Пэр Ноэль — Дед Мороз. В красной шапке, отороченной белоснежным мехом, с пушистой и такой же белоснежной бородой, он раздавал подарки из большой плетеной корзины, висящей у него на руке.

Вот он спросил двух задорных мальчуганов, хорошо ли они вели себя в этом году, погладил по щечке малышку на материнских руках, затем подошел к девочке-подростку, явно с отклонениями в умственном развитии, которая, прячась за стеллажами, смущенно наблюдала за ним. Он обнял ее, и вместе они стали петь рождественскую песенку: «Мой добрый Пэр Ноэль, когда ты спускаешься с неба с ворохом подарков, не забудь о моей маленькой туфельке, которую я оставлю на ночь у камина…»

Народ толпился вокруг, все хотели получить подарок или доброе слово от Пэра Ноэля. И вдруг моя дочь прошептала: «Мама, ведь это он! А я-то все думала, кто это. Он просто настоящий Пэр Ноэль».
Да, это был Альдо. И вдруг все стало на свои места. И все его замашки стали органичными, как только он надел костюм Рождественского Деда. Его желание помочь и услужить, его внимание к детям, его потребность быть на виду.

Мы накупили подарков. На душе было радостно, как будто мы прикоснулись к чуду.

А вечером мы уже уезжали. Повар-итальянец вышел провожать нас, что-то на ходу отвечая в трубку мобильного: «Си-си Альдо, пронто…» И, обращаясь к нам: «Он не может прийти вас проводить – работа! Но желает вашей дочке веселого Нового года, а вам – уметь понимать своих детей и уметь прощать… Да, он очень мудрый, мой друг Альдо, он ведь из очень древнего римского рода, ведет свою родословную от самого Цезаря. Настоящая-то его фамилия – Императоре! Мы, итальянцы, помним об этом».

Автобус тронулся, мы с грустью смотрели на наш такой уютный и теплый отель. Мы сюда уже никогда не вернемся, но будем думать, что где-то живет он, смешной и неловкий, удивляя всех своими странностями. Только несколько дней в году он в центре внимания, творит добро, всем нужен! И на это время он забывает о своих бедах и о своем одиночестве.